Сегодня ты играешь джаз, а завтра...

История Кости Иванова, которого выгоняют из одесского музыкального техникума за любовь к джазу, а он собирает группу и, несмотря на все перипетии, остается верен своей любви, мгновенно завоевала признание зрителей, когда в 1983 году фильм «Мы из джаза» вышел на экраны. Однако изначально сюжет у картины должен был быть совершенно иным.

Режиссер Карен Шахназаров хотел снять историю о молодом Леониде Утесове. На эту мысль его натолкнула телепередача, где Леонид Осипович пел и рассказывал про советский джаз в 20-е годы. Шахназаров позвонил своему другу сценаристу Александру Бородянскому и предложил: «Саша, давай про утесовский джаз-банд сделаем кино?» Бородянский идею поддержал, и они принялись собирать материал для сценария.

Друзья обратились напрямую к Утесову. Он их вежливо выслушал, а затем заявил: «Да не было у нас никакого джаза. И нечего про это фильм снимать!» Шахназаров и Бородянский были огорошены таким заявлением, ведь необычная судьба Леонида Осиповича замечательно трансформировалась в сценарий.

Он родился в веселом и музыкальном городе Одессе в многодетной семье небогатого коммерсанта Вайсбейна. С детства занимался музыкой, рано начал выступать на сцене. После поездки в Париж в 1928 году создал джазовый коллектив, который благодаря сотрудничеству с композитором Исааком Дунаевским быстро завоевал успех. А музыкальная комедия «Веселые ребята», вышедшая на экраны в 1934 году, сделала из Утесова, как теперь говорится, суперзвезду.

"Со своим постоянным соавтором Александром Бородянским мы позвонили Утесову, — рассказывал Карен Шахназаров. — Леонид Осипович сказал как отрезал: “Да не было у нас никакого джаза. И нечего про это фильм снимать”.

Когда начали разбираться — поняли, что Утесов к самому джазу не имел никакого отношения. Он вообще не был музыкантом. Певцом и артистом замечательным — да. Но когда Леонид Осипович дирижировал оркестром, это была имитация, он вообще не знал нот. Я прочитал три книги его мемуаров, очень отличающихся друг от друга.

Похоже, он год от года их подправлял. Потом в доме ветеранов в Матвеевском мы оказались с Леонидом Осиповичем за одним столом. Я понял, что у него был внутренний конфликт, связанный с музыкой. Долгое время Утесов декларировал себя как создателя русского джаза. Человек эмоциональный, ранимый, склонный к крайностям, он как бы спрятался в ракушку, когда стало ясно, что он не джазмен.

Некий комплекс: “Я не джазмен, потому что и джаза у нас не было”. Вместе с Сашей Бородянским мы встретились со многими музыкантами 20—30-х годов, узнали много интересных историй того периода. Они не вмещались в рамки судьбы одного актера".

Образ главного героя фильма “Мы из джаза” Кости Иванова во многом сложился благодаря пионеру российского джаза Александру Варламову. Согласно легенде знаменитый джазмен пострадал в годы репрессий после выпуска пластинки с записью фокстрота под названием “Иосиф”.

"Когда мы пришли к Варламову домой, к нам навстречу вышел разбитый, дряхлый старик с трясущимися руками, — рассказывал Карен Георгиевич. — Мы подумали, зря потревожили старика. Но, сев за рояль, Александр Владимирович преобразился. 5 часов с редким юмором он рассказывал нам потрясающие истории, приключившиеся с российскими джазменами в 20—30-е годы.

Немногим известно, что киношный персонаж картины “Мы из джаза” — “первый советский джазовый теоретик” Сергей Адамович Колбасьев — существовал на самом деле. Наряду с другими энтузиастами он играл важную роль в развитии советского джаза в начальную его пору. Увлекаясь музыкой, Колбасьев за многие годы собрал крупнейшую по тем временам — свыше 200 штук — коллекцию грампластинок.

Его ленинградская квартира на Моховой стала излюбленным местом встреч первого поколения советских джазовых исполнителей и композиторов. Судьба Сергея Колбасьева сложилась трагически. Его арестовали в 1937 году Управлением НКВД по Ленинградской области, через месяц — расстреляли. Роль знатока джаза Колбасьева исполнил непрофессиональный актер — режиссер-мультипликатор Виталий Бобров. Лжекапитана Колбасьева виртуозно сыграл в фильме Борислав Брондуков.

Над сценарием было решено работать в Одессе, колыбели российского джаза 20-х годов. Как вспоминал потом Бородянский: «Мы просыпались часов в десять-одиннадцать, покупали вино, выпивали и часа в два дня начинали писать. Потом в восемь вечера шли на море купаться. Снова пили вино и писали до трех часов ночи».

От своей работы друзья были в восторге. Через две недели готовый сценарий они принесли на «Мосфильм» с полной уверенностью, что редакторы высоко оценят их труд. Но сценарий чуть ли не единогласно был признан ужасным. Свое горе Шахназаров с Бородянским залили в ресторане Дома кино, а наутро, протрезвев, снова сели за пишущую машинку.

В итоге работа продлилась год, было написано восемь вариантов сценария и внесено бесчисленное количество поправок. Почему они не бросили это, казалось бы, безнадежное дело? Потому что для молодого режиссера Шахназарова это был последний шанс закрепиться в профессии.

«Все так неудачно складывалось, что я стал подумывать о том, чтобы закончить свой путь в кино», — рассказывал о тех временах Шахназаров. На «Мосфильме» решили дать Шахназарову еще один шанс — разрешили снять фильм про джаз. И даже утвердили на роли тех актеров, которых хотел режиссер.

Видимо, потому, что в большинстве своем они были из категории, как теперь бы сказали, лузеров. В случае провала картины руководители студии могли развести руками: от этой компашки мы другого и не ждали. Судите сами: Александр Панкратов-Черный пять лет ждал возможности снять свою первую картину.

После его дебюта один чиновник поклялся своим партбилетом, что это последний фильм новоявленного режиссера. Ни денег, ни жилья в Москве. В «Мы из джаза» Панкратов-Черный сыграл случайно. По просьбе режиссера пришел помочь другому актеру и неожиданно попал в образ гораздо точнее Николая Еременко и Леонида Ярмольника, пробовавшихся на роль Степана Грушко.

Роль Кости Иванова должна была достаться Дмитрию Харатьяну. Однако появился Игорь Скляр, который тоже очень подходил в компанию неудачников — только что из армии, родом из Курска, никаких перспектив, несмотря на успешный дебют двумя годами ранее.

Николая Аверюшкина на роль барабанщика Жоры нашли совершенно случайно. Шахназаров пришел на дипломный спектакль в Музыкальное училище имени Октябрьской революции присмотреть актрису на женскую роль. Но встретил Николая, который показался ему невероятно смешным, и спросил: «Ты на барабанах умеешь играть?» Тот, не задумываясь, выпалил: «Конечно, умею!» — хотя до этого ни разу в жизни не держал в руках барабанные палочки.

На роль “саксофониста императорского двора Ивана Бавурина” был утвержден характерный актер, виртуозный исполнитель чиновников и ответственных партработников, “чемпион” киножурнала “Фитиль” Петр Щербаков. Для него эта роль очень много значила — впервые после долгих лет актер играл одного из главных героев.

На главную женскую роль Карен Шахназаров пробовал Любовь Полищук и Ирину Понаровскую. Но досталась она совсем еще юной Елене Цыплаковой. Сомнений в том, что Лариса Долина споет свои партии, не было ни у кого. Она — единственный профессиональный музыкант из актерской команды.

"На съемки мы выехали 1 сентября, — вспоминает Николай Аверюшкин. — Москва провожала нас холодным дождем, Одесса встретила солнцем. Оказавшись в гостинице при киностудии, я испытал телячий восторг. Разойдясь с женой, я все лето спал на территории ВДНХ на сеновале. Бывало, собирал бутылки, сдавал их и шел завтракать. И вдруг море, солнце, белые простыни…"

Квартету музыкантов наняли репетиторов. “Сашу Панкратова-Черного, например, учил играть на банджо гитарист-виртуоз Леша Кузнецов, Николая Аверюшкина — знаменитый джазовый барабанщик”, — рассказывает Карен Шахназаров.

"Мы репетировали с утра до вечера, — вспоминает Игорь Скляр. — Правой рукой все свои партии на пианино я играл сам. — Главное было соблюдать аппликатуру — в такт музыке нажимать на клавиши, водить смычком по струнам, — говорит Аверюшкин. — Чтобы мне поставили правильно пальцы на скрипке, мы отправились в Одесскую консерваторию. Убеленный сединами профессор спросил, каким временем я располагаю. “15 минут”, — выпалил я. Маэстро потерял дар речи…

“Я абсолютно не могу петь и совершенно не слышу нот, — признался позже Александр Панкратов-Черный. — Как-то в училище мне пришлось исполнить под аккомпанемент фортепиано песню. После музыкального вступления я завопил так, что полностью заглушил звук инструмента. Я хотел, чтобы окружающие не слышали, что я не попадаю в ноты…” Не имея слуха, Александр научился виртуозно имитировать игру на банджо и классно бить чечетку.

При просмотре фильма даже профессионалы не могли определить, где артисты играют сами, а где — просто дергают за струны и нажимают нужные клавиши. Позже нью-орлеанский джазовый музей купил у СССР фильм “Мы из джаза” и, принимая у себя кого-либо из русских кинематографистов, неизменно расспрашивал об исполнителе роли Ивана Ивановича Бавурина: “Кто это? Что за маэстро? Как виртуозно он владеет инструментом. Почему мы о нем ничего не слышали?”

Картина считалась “сложнопостановочной”, а денег на фильм было выделено с гулькин нос. Съемочной группе пришлось экономить на всем. — Мало кто знает, почему в начальной сцене фильма, когда я расклеиваю афиши, у меня прыгающая походка, — говорит Игорь Скляр. — Дело в том, что реквизиторы смогли найти мне ботинки той эпохи только на три размера больше. Брюки, которые мне были коротки, сняли с нашего шофера.

Вдохнул в картину душу известный дирижер, пианист, композитор Анатолий Кролл. “Из всех нас он один знал по-настоящему джаз”, — признается Карен Шахназаров. В оркестре у Кролла режиссер приметил героиню своего будущего фильма — кубинскую певицу Клементину Фернандес. Негритянку должна была сыграть талантливая певица Лариса Долина. Помимо того что она прекрасно пела джаз, Карену Шахназарову показалось, что Ларису будет несложно загримировать под мулатку.

У героини Ларисы Долиной — яркой джазовой певицы Клементины Фернандес — был реальный прототип. Историю американской певицы, работавшей у знаменитого Дюка Эллингтона, рассказал режиссеру и сценаристу Александр Варламов. Каретти Арле-Тиц приехала учиться в Советский Союз опере. Наши молодые джазмены ухитрились ее перехватить. Негритянская певица стала работать с Варламовым в секстете джазовых солистов. Каретти влюбилась в нашего барабанщика, они стали жить гражданским браком, а потом ее мужа посадили. Певица начала ходила по инстанциям, хлопотать за барабанщика, ее тут же выслали из страны.

По задумке режиссера, Клементина Фернандес должна была отличаться круглыми формами. Лариса Долина в то время была на пятом месяце беременности. Врачи рекомендовали ей постельный режим. И, на радость Карену Георгиевичу, певица полнела день ото дня. На съемки из родильного дома, где она лежала на сохранении, ее забирал лично Шахназаров по письму, подписанному у главврача, и в тот же день, вечером, привозил назад.

“Меня гримировали под мулатку 6 часов, — вспоминала о съемках Долина. — Чтобы добиться естественного шоколадного оттенка для грима смешивали 12 цветов, а потом так же тщательно делали прическу…”.

Евгений Евстигнеев поначалу наотрез отказывался сниматься у начинающего режиссера, да еще в эпизоде. Но Шахназаров нашел к нему подход: во-первых, Евстигнеев очень любил джаз, а во-вторых, актеру приписали в ведомость 16 съемочных дней вместо трех, чтобы заплатить приличный гонорар.

Но в день съемок денег в кассе не оказалось, афера не прокатила, и молодому режиссеру пришлось оправдываться. «Да хрен с ними, с этими деньгами!» — перебил его Евстигнеев. Он уже загорелся ролью, придумал, как будет играть своего Папу — вора в законе, у которого было мало слабостей, но одна из них — джаз.

И играл Евгений Александрович вдохновенно. В сцене банкета в ресторане «Парадиз», где его Папа отмечал 50-летие «трудовой деятельности», прямо в момент съемок, под музыку, неожиданно для всех Евстигнеев начал отбивать такт вилкой и ножом на обеденных тарелках. Шахназаров не стал останавливать съемку, сказав: "Прекрасно, давайте так все и оставим!"

Но если в Одессе съемки шли гладко, то в Москве случилось непредвиденное. На вокзале, когда нарядные и веселые главные герои встречали героиню Долиной Клементину Фернандес, джаз играл из динамиков на всю катушку — по сценарию все четверо должны идти по платформе, пританцовывая.

Отрепетировали, приготовились к команде «Мотор!», но тут к режиссеру подошли люди в штатском: «Это чем вы здесь занимаетесь?» — «Мы? Ну вот, кино снимаем. А что здесь такого?» — удивился режиссер. «Как — что? Утром умер Леонид Ильич… Страна скорбит. Немедленно сворачивайтесь!»

Шахназарову пришлось срочно звонить главе «Мосфильма» Николаю Сизову. Тот недолго думая ответил: «Зачем отменять? Продолжайте, только музыку потише сделайте…»

Рабочее название фильма “Оркестр-переполох” за картиной не сохранилось. А ведь именно так переводится дословно словосочетание “jаzz-band”. “Потом кто-то из редакторов предложил более звучное название “Мы из джаза”, оно и закрепилось”, — говорит Шахназаров.

Финал фильма предполагался тоже несколько иной. Режиссер и сценарист придумали, что джаз-банда, когда их уже везде запретили, решила устроить джаз-десант. В Военно-воздушной академии справляли юбилей. Музыканты должны были спускаться на парашютах прямо на площадку и сходу начинать играть.

Но пилот самолета, которого должен был играть Бурков, “скинул” джазменов далеко от Москвы, в чисто поле. И вот грустные, несчастные, они идут по поляне и вдруг — без инструментов, на губах — начинают играть джаз… Этот смешной финал худсовет “зарубил”.

Песни к фильму — “Старый рояль”, “Спасибо, музыка, тебе”— написал на стихи Иванова Марк Минков. То, что за своего героя — Костю Иванова — будет петь Игорь Скляр, сомнений не было. У молодого актера оказался прекрасный голос. А вот с женской партией пришлось помучиться. Сначала пробовали записывать Елену Камбурову, но в конце концов остановились на Ольге Пирагс.

Знаменитые шлягеры “А ну-ка, убери свой чемоданчик” и “Прости-прощай, Одесса-мама” за Панкратова-Черного в фильме поет оператор Владимир Швецик. “Я очень долго искал подходящий под Сашин тембр голос, — рассказывает Карен Шахназаров. — Прослушав изрядное количество певцов, я понял: профессионал нам не нужен. Как-то в компании я услышал, как поет и играет наш оператор. Анатолию Кроллу предложил: “Давай запишем Швецика”, он прослушал запись и одобрил. Голос Володи идеально совпал с голосом Александра”.

О фильме заговорили еще во время технических просмотров на “Мосфильме”. “Такие просмотры обычно проходят при пустом зале, — рассказывает Николай Аверюшкин. — В полной тишине съемочная группа отслеживает — как “легла” фонограмма. У нас же на картине всегда собирался полный зал.

Звукорежиссер предупреждал: “Одно слово — всех из зала выгоню”. Присутствующие, смотря фильм, смеялись, зажав рот двумя руками”. На широком экране картину ждал оглушительный успех — и зрительский, и фестивальный. На премьере в Доме кино фильм шел сразу в двух залах: в Большом и Белом.

«Фильм потрясающе приняли, — вспоминает режиссер. — После премьеры, естественно, был банкет. А я тогда жил у родителей. На следующий день отсыпался. Днем меня будит мать и говорит: «Слушай, там какой-то тип названивает, говорит, что Евтушенко. Третий раз уже звонит». А надо понимать, что слава Евгения Александровича Евтушенко в то время была фантастической, зашкаливающей. И вот я беру трубку и слышу: «Я хотел только сказать, что был вчера на вашей премьере. Поздравляю, потрясающий фильм...»

Успех был ошеломительным. По опросу журнала «Советский экран», фильм «Мы из джаза» был признан одним из лучших фильмов 1984 года. В прокате его посмотрели 17,5 миллиона зрителей. 26 стран купили картину. Лента получила с десяток самых разных премий.

Популярность актеров-джазменов росла день ото дня. Петра Щербакова стали называть Первым Саксофоном, Николая Аверюшкина — Главным Барабанщиком страны. Игорь Скляр, который стал секс-символом 80-х, смеясь, вспоминает: “В театре за мной закрепилось профессиональное прозвище Старый Рояль. Потом оно трансформировалось в Пожилое Пианино”.

Александр Панкратов-Черный стал своим человеком в столичной джазовой тусовке. “И даже, грешен, сижу иногда в жюри на джазовых конкурсах, — рассказывает артист. — Поднимаю таблички, выставляю оценки, которые очень часто совпадают с оценками настоящих мэтров”.

На творческих встречах зрители часто просят Карена Шахназарова снять музыкальный фильм, подобный картине “Мы из джаза”. На что режиссер неизменно отвечает: “Этот фильм отражал состояние моей души 20 лет назад. Мы все были молоды, в Одессе стояла теплая погода, мы работали как одержимые, купались ночи напролет, спали по нескольку часов… Теперь я другой и повторить чувство радости от жизни, которое я тогда испытывал, теперь вряд ли смогу”.

#кино #вечное